Кин-дза-дза!

(c) khostik, минувшей ночью в Артефаке.

Оле-оле-оле-оле-оле! Россия, вперед!

Мы вышли из группы,
Когда во всех окнах
Погасли огни
Один за одним

Мы видели, как уезжает
Последний трамвай...

Москва голая, пьяная, вся в битом стекле; со стендов всех обменников спизжены цифры "3" и "1"; господа Павлюченко, Торбинский и Аршавин обеспечили сегодня сумасшедшие продажи московским барам, небывалое шоу горожанам, аншлаги травмпунктам; клуб Артефак, где мы с ближайшими друзьями Яшей и Бузиным смотрели сегодня футбол, стал единым звериным ревом после сто двадцать второй минуты. Лиза позвонила Аршавину через пятнадцать минут после матча - они знакомы - и орала в трубку "Ну, что я говорила?!", и я кричала "Рос-си-я! Ар-ша-вин!", и никто не верил, что в трубке реальный Аршавин, потому что теперь это человек-легенда, он вернется домой в июле, и каждая первая женщина в этой стране будет его, каждая чертова женщина, от доярки до жены советника президента; я понимаю, что ему не нужно, но тем не менее, это ровно так.

Что творится на улицах - это даже бессмысленно пересказывать; так Яша намедни в подробностях пересказывал мне порнофильм, "вот она такая приходит, немножко смущается, и он так ее немножко бэм-бэм, а потом приходит второй, и они уже ее вместе тудем-сюдем"; так вот Тверская перекрыта, девушки лежат на капотах и крышах автомобилей, люди атакуют пустые мусоровозы и самосвалы, забираются внутрь, стучат по кузовам, орут; все мальчики голые, у части из них красивые тела; девушки вдоль обочин стаскивают футболки через головы и ходят топлесс; все какие-то невозможно счастливые, носят друг друга на плечах и шеях, целуются, бросаются обниматься с незнакомцами и случайными водителями автомобилей; так не было еще ни разу, дорожное движение все к чертям, началась дорожная истерика; все распевают гимны, у Пушкина вокруг шеи фанатский шарф, на Маяковском целая кодла с флагами; если мы, упаси Господи, выиграем этот Евро, будет революция - просто люди хлынут в Кремль, вынесут оттуда на руках маленького пьяного Медведева, втащат кого-то еще, все очень по-свойски; наутро мы проснемся в другой стране.

Что еще мы умеем праздновать так массово? Новый год? Первомай? Мне двадцать два, я впервые наблюдаю собственный народ рехнувшимся от восторга; ни одного человека в стороне, до уборщиц и гастарбайтеров; даже не верится, что это мой город, кажется, кино снимают.

Я, честно говоря, боюсь даже представить, какой демографический взрыв констатируют через девять месяцев; сегодня будет жаркая ночь, просто не может не быть, лето, алкоголь, и мы сделали самих голландцев, в тот самый момент, когда готовы были сдаться.

Не знаю, почему все это так радует меня; мы шли с Бузиным километр от Артефака до Белорусской и улыбались всем так, как будто выиграли десять миллионов в лотерею; девушки танцуют, машины бибикают, юноши бросаются целоваться; ты и подавно только что кричала что-то Аршавину, можно подумать, без тебя не случилось бы этой победы; можно подумать, она что-то меняет вообще; но Господи, хорошо-то как.

Как же хорошо-то, Господи.